Вестники времен - Страница 122

К оглавлению

122

— Я остаюсь здесь, — провозгласил Годфри. — Я буду в полной безопасности. Войти в церковь с оружием или вытащить меня отсюда они не решатся.

— Милорд, — сказал Морлен, поднимая взгляд. — Милорд, солдаты уже окружают монастырь, но войти на освященную землю пока не осмелились. Кого вы отправите в Лондон, к принцу?

Годфри покосился на сэра Мишеля и сказал:

— У господина де Фармера имеется важное дело к принцу, потому в Тауэр поедет именно он. Морлен, идите к воротам и продолжайте наблюдать. Отец Теодерих, — архиепископ повернулся к аббату. — Прошу вас сходить к гвардейцам и выспросить, что они хотят. Не забывайте, именно вы — настоятель обители, а земля эта освящена и принадлежит церкви. Вы — хозяин монастыря…

Аквитанец и священник быстро зашагали к вратам храма, а Годфри дал знак Мишелю и Гунтеру подняться.

— Мишель, дорогой мой, — серьезно начал Годфри. — Прежде всего я должен сказать, что, не доверяй я тебе, столь важное дело, а может быть, и судьба трона никогда не оказались бы в твоих руках. Но меня смущают некоторые странности, как твои, так и присущие господину оруженосцу, — архиепископ зыркнул на Гунтера. — Я попросил бы хоть в двух словах объяснить, что произошло на пристани…

— Ну… — замялся сэр Мишель, не совсем представляя, как можно объяснить Годфри происхождение Гунтера и его необыкновенного оружия. Внезапно германец сам шагнул вперед.

— Милорд, — сказал Гунтер. — Поверьте, у каждого дворянина есть свои тайны, которые он не вправе раскрывать никому, кроме священника, и то лишь на исповеди. Если у вас есть возможность — исповедуйте меня и услышите все обо мне и вот этой… этой, — Гунтер протянул архиепископу автомат, не забыв поставить предохранитель в верхнее положение. — Этой пугалочке.

— Пугалочка, — проворчал архиепископ. — Хорошо вы, сударь, напугали того стражника с рыжей бородой. Мозги от испуга так и брызнули… Нет у меня времени сейчас вас исповедовать. Скажите только правду, благо вы находитесь в церкви — это дело человеческих рук или вещь не принадлежит к миру людей?

— Клянусь, она сделана человеком, — твердо ответил Гунтер и неожиданно для самого себя улыбнулся. — Если нужно проверить, положите вещь на алтарь и окропите святой водой. Дьявольское волшебство, коли оно есть, немедленно исчезнет.

Годфри рассмеялся и развел руками:

— Ладно, я удовлетворен вашим ответом. Теперь, господа, выслушайте меня внимательно. Любой ценой вы должны оказаться в Лондоне не позже завтрашнего утра. Уильям Лоншан, видимо, полагает, что все его действия заранее одобрены королем и потому от канцлера можно ждать любых неприятностей. У тебя, Мишель, мое кольцо и тебе я передам подписанные королем и папой бумаги — пусть рескрипты хранятся у Джона. Если Лоншан посмеет отрицать истинность документов, которые Джон должен будет ему показать, пусть принц собирает совет баронов. Я, как архиепископ, передам принцу письменные приказы о лишении Уильяма де Лоншана всех государственных должностей и конфискации его имущества. Меня очень обеспокоил твой рассказ о исмаилитах и этом рыцаре, Понтии, кажется?

— Да, милорд, — кивнул сэр Мишель и внезапно побледнел, — Господи, а если убийцы уже сумели добраться до Джона?

— Тогда нам всем конец, — холодно ответил Годфри. — Принц — наша единственная надежда. Если все кончится плохо и больше мы не сумеем увидеться — покидайте Англию и отправляйтесь в Марсель или королевство Наваррское. Расскажете все Элеоноре Пуату. Надеюсь, королева-мать успеет вернуться в Англию и взять управление в свои руки. Итак, я остаюсь в церкви — стены храма защитят меня лучше десяти тысяч рыцарей, а вы езжайте в Лондон.

Годфри развернулся и направился к алтарю. Передав Мишелю все свитки, архиепископ быстро благословил нормандца и Гунтера, и те быстро пошли прочь из храма.

Глава тринадцатая
Столица Альбиона

Ранним утром, на восходе, 23 августа 1189 года у южных ворот Лондона можно было наблюдать занимательную сцену. Парочка дворян, по виду, не самых богатых, прыгала вокруг небольшого костерка, хлопая себя ладонями по плечам и туловищу. Дворяне, видимо, ужасно замерзли и все пируэты исполнялись только ради того, чтобы согреться. Крестьяне, приехавшие из близлежащих деревень и привезшие в город на продажу свежее молоко да парное мясо, с исключительным изумлением взирали, как один дворянин — тот, который повыше ростом и с рыжими коротко стриженными волосами — шагает вокруг костра, громко стуча по сухой земле подковками сапог и с недовольным выражением на лице старательно выводит следующую песенку:


Боже, на долги дни ты короля храни!
Счастье победное пусть он изведает,
Боже, на долги дни ты короля храни…

Крестьяне, да и сэр Мишель не понимали большинство слов, благо песня исполнялась на английском языке образца двадцатого века, а сильный южно-саксонский акцент превращал гимн Британской империи в нечто совершенно несовместимое с человеческим слухом.

Концерт продолжался вплоть до утреннего колокола, и, до времени пока не заскрипели цепи подъемного моста, открывавшего въезд в Лондон, английские пейзаны и нормандский рыцарь успели выслушать гимны почти всех европейских государств и даже «Интернационал», с чувством исполненный по-немецки. Вставай, проклятьем заклейменный… Крестьяне, однако, не слишком дивились. Мало ли чего благородным господам в голову взбредет? Пускай себе заливается.

— Сага о том, как Мишель де Фармер и Гунтер фон Райхерт ездили в Лондон, — ни к кому не обращаясь, сказал германец. — Такой сумасшедшей ночи у меня не было со времен французской компании. Мишель, сколько законов мы нарушили с прошедшего заката?

122