Понтий сверкал глазами, щерился, порывался немедленно вызвать наглеца-норманна на поединок, но Джон, остававшийся спокойным в течение всего разговора, останавливал порывы ломбардца, правда, не без усилий. Гай стоял, округлив глаза и теребя рукав камзола. Наверняка Гисборну было завидно, что такие интересные события происходили без его участия.
— …Вот и все, милорд, — закончил сэр Мишель. — Сразу из обители святого Мартина мы приехали к вам. Годфри ждет вашей помощи.
Джон тяжело вздохнул, поднялся со скамьи и, заложив руки за спину, прогулялся по комнате.
— Давайте разбираться по порядку, — тихо заговорил принц. — Ну, во-первых, я спешу отвести от сэра Понтия из Ломбардии подозрения в сообщничестве с дьявольской сектой. Будет лучше, если я объясню все самостоятельно, не унижая моего давнего друга и верного слугу требованиями рассказать подлинную историю…
— Давнего друга? — слабым голосом переспросил сэр Мишель. — Я что, был не прав?
— Выходит, так, — кивнул принц Джон. — Мы знакомы много лет…
Сэр Мишель, обомлев, слушал. Выяснилось следующее: Понтий Ломбардский, еще прежде состоявший (благодаря хоть незаконному, но высокому происхождению) в свите короля Генриха II, раньше обучал маленького Джона искусству мечного боя, а сейчас примчался в одиночку, без свиты, с одними лишь слугами из-под Акки с поручением короля Гвидо Лузиньянского. Гвидо, в составе войска которого находилось рыцарское копье Понтия, знал, что ломбардец близок к английскому двору и ходит в друзьях у принца Джона, а потому счел необходимым послать этого человека в Лондон с предупреждением о возможной опасности… Слуги-сарацины (для каждого, побывавшего Святой Земле, рыцаря — дело самое заурядное) везлись в подарок светлейшему принцу и теперь будут состоять в его страже, благо обучены особому сарацинскому искусству боя. Все удивительно просто…
— Ваше высочество… — проговорил сэр Мишель после длительной паузы, воцарившейся после объяснений Джона. — Вы наверняка знаете отличительный знак хасидов — татуировку на правом предплечье в виде коршуна, сидящего на перевернутом полумесяце. Вы осмотрели новых слуг? Я продолжаю сомневаться, сэр…
Принц Джон глянул на рыцаря так, будто перед ним стоял дурно воспитанный и невероятно упрямый ребенок. Настойчивость норманна начинала досаждать младшему Плантагенету.
— Конечно, сударь, — холодно ответил принц. — Сэр Понтий передал мне подробнейшее послание короля Гвидо, в котором имеются самые четкие предостережения. Скажу больше — моя стража получила исчерпывающие приказы относительно людей, желающих встретиться со мной…
— Да, его высочество прав, — подал голос молчавший доселе Гисборн. — Я пропустил во дворец господина де Фармера и его оруженосца только после ясного и недвусмысленного приказа — этим людям можно верить, и потому вход в Винчестер им открыт. Хотя, безусловно, следовало осмотреть ваши руки, господа…
Сэр Мишель оскорбленно насупился. Понтия, благодаря темным волосам и смуглому лицу, можно еще принять за сарацинского сектанта-убийцу, но его — светловолосого, с насквозь норманнской физиономией и рыцарскими манерами? Да и Джонни меньше всего походит на посланца таинственного Старца Горы, нанятого предателем-христианином…
Словно в подтверждение мыслям норманна, дремлющий волкодав перевернулся на другой бок и доверительно положил огромную морду на носки сапог сэра Мишеля.
Далее случилось нечто неожиданное. Понтий Ломбардский вдруг улыбнулся, показав длинные лошадиные зубы, шагнул вперед и протянул руку ошеломленному сэру Мишелю. Однако, широкая улыбка ломбардца все одно выглядела хищной и недоброй.
— Шевалье, — начал Понтий хриплым и холодноватым голосом, — мы оба стали жертвами обстоятельств и необдуманных предположений. Да, люди часто называют меня излишне грубым и заносчивым, но недостатки моего характера не дают оснований предполагать, будто я изменил делу Святого Креста и прибыл в Англию со злыми намерениями. Давайте помиримся, я прощаю вас…
Гунтеру показалось, что сейчас ему придется повиснуть на плечах своего рыцаря, чтобы предотвратить очередную драку. Мишель после слов Понтия вначале побледнел, затем раскраснелся, сжав кулаки, но, однако же, воздержался от излишне вызывающих действий.
— Я готов простить вам многое, — глухо, с едва скрываемой яростью заговорил Фармер, — Однако то, что вы оправдываете дурным характером и отсутствием должного воспитания, не в коей мере не может извинить нападения на святого отшельника, близкого у Господу куда больше, чем все мы! Помните первую нашу встречу? Из-за сбежавшего сарацина вы едва не лишили жизни отца Колумбана, и, не появись вовремя я и Джонни, вы…
— Постойте, — нахмурился Джон. — Шевалье де Фармер, извольте объясниться подробнее. Какой отшельник? Кто пытался его убить? Откуда взялся сарацин?
Сэр Мишель быстро рассказал про историю, случившуюся в лесу возле замка Фармер, про сарацина, бежавшего от Понтия и повешенного аржантанским бейлифом, и добавил сплетен о безобразных выходках рыцаря из Ломардии, учиненных им по дороге в Руан. Кругом выходило, что Понтий — злодей, каких поискать!
Гунтеру мнилось, что воздух в комнате раскалился. Мишель и ломбардец начали ругаться в голос, Понтий в качестве аргумента продемонстрировал перевязанную рану, нанесенную неизвестным оружием, и сам, обиженный отвергнувшим перемирие норманном, шагнул вперед с видом бойцового петуха. Мишель, казалось, был готов начать драться прямо здесь, наплевав на присутствие принца.