— Почему? — приподнял бровь германец.
— На следующий день после нападения на оруженосца д’Эланкура он появился на Алансонской дороге. Безошибочно нашел трактир «Серебряный щит». Объяснялся с хозяином жестами, глухонемым прикидывался. Купил мяса, молока и хлеба. Я проверил — он расплатился отнятым у Альмарика неаполитанским серебром. Довольно редкие монеты.
— А одежда? — спросил Гунтер. — Вы сказали, будто… м-м… пострадавший дворянин приметил необычную одежду! Не мог же этот, как вы выразились, «разбойник», придти в трактир в летной куртке или в военной форме моего времени!
— Я, кажется забыл упомянуть, — проворчал монах, — что он, в отличие от тебя, совсем не дурак. Он сообразил, что выделяться среди прочих людей нельзя. Могут возникнуть сложности. Рубаху и суконную куртку гость, видимо, позаимствовал в деревне Антрен. Я узнал, что жена тамошнего плотника вывесила на ночь сушиться белье и верхнее платье мужа. К утру вещи исчезли. А почтенный трактирщик Уилли Боул запомнил, что одежда неизвестному была великовата. Плотник в Антрене, понимаешь ли, высок ростом… В одном, кстати, вы с гостем похожи — стрижены коротко. Дворяне волосы обрезают редко, а вилланы и вовсе никогда. Старинный обычай.
— Любопытно, — Гунтер с удручением почесал в затылке. — По-моему, этот человек сильно рискует. Помните, как в Сен-Рикье удавили пойманного крестьянами сарацина? Того, который у вас некоторое время прятался?
— Да, — сказал отец Колумбан. — Поэтому ты, я и Мишель обязаны найти нашего странного гостя раньше, чем его разыщут безграмотные вилланы, перепуганные разбойниками и жуткими черными драконами. Как бы смел и нахрапист он не был, рано или поздно попадется. Будет жалко, если Мишель потеряет возможность завести себе еще одного оруженосца… — тут отшельник чуть язвительно ухмыльнулся.
— Вы, как я вижу, даже восхищаетесь тем… человеком, — невесело хмыкнул Гунтер.
— Разумеется! — воскликнул святой. — Вспомни, сын мой, что ты заявился к нам, почитай, на все готовенькое! Во-первых, сразу же познакомился с Мишелем. Во-вторых, на здешнем наречии неплохо говоришь. И вообще… Прижился. А тому каково? Полный месяц жить одному — а он там один, я полагаю! — присматриваться, наблюдать, добывать хлеб насущный! Я могу даже оправдать и то, что он пошел разбойничать на Алансонскую дорогу! В конце концов, он только лишь ранил д’Эланкура, а ведь, если бы пожелал — мог убить. Он просто хотел есть! И, замечу, он до сих пор наверняка не знает, где оказался. А если и догадался, то представь, в каком смятении пребывает его душа!
— Воображаю… — мрачновато ответил Гунтер на вдохновенную речь отца Колумбана. — А если к нему Лорд заявлялся…
— Вот и мы! — раздался голос сэра Мишеля. Рыцарь, довольный и раскрасневшийся, стоял у дверей, приглаживая мокрые волосы. За его плечом воздвигалась мощная фигура Дугала. — О чем разговор ведете, отец Колумбан?
— Головы друг другу не разбили, грешники? — отшельник, прищурившись, посмотрел на обоих забияк. — Нет? И водичкой колодезной освежились? Вот и замечательно. Дугал, я, кажется, просил тебя развести огонь? Не забыли, что к полудню вы уже должны быть в дороге?
Шотландец, отпихнув в сторону молодого Фармера, подошел к скамье, на которой спал, забрал с нее черно-желтый клетчатый плед, быстро обернул его вокруг бедер и, щелкнув иглой серебряной литой фибулы, укрепил оконечья ткани на плече.
— Сейчас сделаю, — прогудел он. — Хорошо поразмялись. А я опять победил! Эй, кто-нибудь, разбудите Гая!
Гунтер не шевельнулся. Он по-прежнему сидел за столом, сжимая в кулаке свинцовую пистолетную пулю. У германца было такое ощущение, что его ударили по голове тяжеленным обухом топора, обернутым мешковиной.
…Итак, Гунтер фон Райхерт вовсе не единственный гость из грядущего очутившийся в Нормандии, королевстве Английском. Теперь остается лишь отыскать собрата по несчастью. И будь он американцем, норвежцем, итальянцем или даже японцем — этот человек окажется для Гунтера единственным живым напоминанием о грохочущем где-то в неимоверной дали времен двадцатом веке.
— Я даже рад, что они уехали, — сказал сэр Мишель. — Хотя и нехорошо так говорить о друзьях.
— Без Дугала тебе будет скучно, — Гунтер подтянул поводья лошади и перебросил их в левую руку. Правая же легла на кобуру «Вальтера», прицепленную к ремню. — Ничего, потерпишь. Дугал, кстати, хвастался, что научил тебя какому-то особо хитрому финту, позволяющему одним движением выбить клинок из руки противника.
— Врал, — фыркнул норманн. — Мне этот прием еще в детстве папа показывал. А ты вообще ничего в мечном бое не понимаешь. Длинный тяжелый меч не приспособлен для фехтования, им можно только рубиться. Впрочем, если ты перейдешь из четвертой в третью позицию…
— Остановись, сын мой, — взмолился отец Колумбан, ехавший позади на своем длинноухом муле. — Почему твои мысли посвящены одному лишь душегубству?
— Не душегубству, а благородному искусству, — возразил сэр Мишель и уныло добавил: — Одно плохо — против стреляющих огнем железок меч не выстоит. И вообще, давайте внимательно смотреть по сторонам. Вдруг приметим что-нибудь необычное?
Наручные часы Гунтера показывали три с четвертью пополудни. Сейчас маленький отряд в составе норманнского рыцаря, его оруженосца и святого отшельника направлялся через выпасной луг к лесу. Деревня Антрен, располагавшаяся по другую сторону Алансонской дороги, осталась позади. Совсем неподалеку лежала граница баронства Фармер и младшего лена герцога Алансонского, монсеньера Тьерри.